Добравшись до дачи, я был поставлен в неловкое положение в виде закрытой изнутри калитки, таким же образом, как оказалось в последствии, закрытой веранды и спящей где-то в глубине дома бабушки. Так как больное горло не предоставило мне возможности кричать, пришлось действовать с помощью подручных средств. Сначала, я честно пытался открыть калитку, но руки упорно отказывались пролежать в узкие щели между досками. Потом я минут десять задумчиво ходил вдоль забора, пытаясь вычислить процент вероятности моей трагической гибели при героической попытке перелезть через шатающуюся оградительную конструкцию. Как раз в тот момент, когда мои манипуляции привлекли внимание бдительной соседки и заставили ее заинтересоваться целью моего визита, я вспомнил про замаскированные ворота. Потратив минут пять на вытаскивание фальшивых досок, распутывание всевозможных проволок и игнорирование вопросов о моей скромной персоне, я почти торжественно ступил на территорию нашей, прости Господи, усадьбы. Для проникновения в дом пришлось обыскать двор на наличие приспособления, обладающего необходимыми параметрами для вскрытия задвижки через узкую щель слегка приоткрывающейся двери. И вот момент истины: передо моей предстала очередная, уже внутренняя, запертая изнутри дверь, вскрыть которую возможности не оказалось совершенно. Выход из этого щекотливого положения я нашел с изящной легкостью или, возможно, легкой изящностью, постучав в несколько окон.
Честно отработав шесть часов, морально готовый уходить, я был жестоко возвращен на землю замечанием бабушки о том, что на дневной дизель я опоздал. Альтернатива сему оказалась одна: пообедать и вернуться к работе. И вот в тот самый момент, когда наша трапеза подошла к своему логичному завершению, произошло событие, изменившее все наши планы. Ливень. Это оказался самый сильный и затяжной дождь на данный момент в этом году, не принесший радости даже заядлым дачникам. Через некоторое колличество часов, проведенных в созерцании все не утихающей стихии, бабушкой была отдана команда на отбытие. К путешествию Назад мы готовились как на войну, ибо иначе чем партизанским мой наряд назвать было крайне сложно: красные сапоги на ногах, плащ с чужого плеча, рюкзак и полиэтиленновое полотно, несколько раз обмотанное вокруг моего худого тела. Завершал картину букет сирени, служивший напоминанием о покинутой Родине.